ШЕЙЛОК С КОМПЬЮТЕРОМ
В «Et cetera» поставлен
Робертом Стуруа шекспировский «Шейлок». В
главной роли Александр Калягин. Музыка Гии
Канчели. Сценография и костюмы Георгия
Алекси-Месхишвили «Все нации смотрят
сверху вниз
на все остальные нации.
Все нации недолюбливают
друг друга...
Весь мир ненавидит евреев
и терпит их,
только когда они богаты».
Марк Твен «Письма с
земли»
Занавес
открывается — и зал чуть не падает с кресел:
перед нами интерьер типичного московского офиса.
Представьте: белоснежные, из крупных блестящих
плит, стены и пол. Пустое пространство. Слева чуть
углом повернут П-образный белый характерный
открытый офисный шкаф. На авансцене
прямоугольное гладкое возвышение: помост,
Голгофа или просто сценический центр. Здесь, на
этом низком, широком помосте, проходят все
ключевые сцены, словно поданные крупным планом
кинематографа. Пара включенных компьютеров на
белом столе, стоящем в нише П-образного шкафа. На
разных уровнях шкафа несколько одинаковых
«видаков».
За полкой же мы видим
вишневые деревья в ночной подсветке.
На протяжении заданного
Шекспиром временного отрезка в три месяца — за
окном ни разу не начался день.
Рядом с этой бесконечно
длящейся ночью особенно ослепительным кажется
сценический кабинет. В его стерильном
пространстве можно не только денежные операции
проводить, но и использовать его в качестве
операционной для вскрытия общественного нарыва.
Единственная дань
Ренессансу в сценографии Г. Алекси-Месхишвили —
это серый строгий рисунок на кафельной плитке
стены, изображающий тяжелые балдахины, колонны,
арки.
А в руках у героев
мелькнет то пистолет, то телевизионный пульт, то
черный огромный складной зонтик, то... велосипед и
даже мотоциклетные шлемы. Нужно ли еще добавлять,
что одеты наши герои тоже сверхсовременно?
Вот сюжет шекспировской
пьесы: для молодого друга Лоренцо венецианский
купец Антонио одалживает у Шейлока деньги. Не под
проценты, а под странное и страшное
обязательство (и вексель этот заверяется у
нотариуса): коль скоро Антонио не сможет
выплатить долг, Шейлок будет вправе вырезать
фунт его плоти. Впрочем, к сделке оба относятся
как к некоей шутке. И тот и другой не хотят и не
верят в возможность столь страшного разрешения
спора.
...Мы видим перед собой
современных, весьма учтивых людей, а то, что они —
современные предприниматели, дано за скобками
этого необычного действа. Все разговоры
предельно корректны, только странен всплеск
эмоций в тучном московском, не имеющем ни капли
еврейства, Калягине, когда тот на приглашение
отобедать отчеканивает, что будет вести деловые
контакты, будет, будет партнером в делах, но за
одним столом обедать не станет... И
неуловимо-презрительно кривит губы венецианец
(А. Филиппенко) в разговоре с жидом.
Эта нелюбовь и внутренняя
брезгливость спрятаны от нас пока что за маской
вежливости. Никто из деловых людей плохо о
Шейлоке не говорит (так как зависит от него
материально). Об отношении к еврею на первых
порах мы узнаем от самого Шейлока, с обидой
вспоминающего все минувшие оскорбления своего
должника.
Тонут в каких-то морях
корабли с богатством Антонио (и он оказывается
банкротом). От Шейлока сбегает с возлюбленным
дочь и принимает крещение... Они покидают место
свадьбы на бесшумном велосипеде, надев
противоударные разноцветные шлемы, но перед тем
Джессика сорвет с шеи свое украшение и пастор
наденет ей крест. От его восклицания: «Она теперь
не жидовка», — невольно пробегает озноб. (А
несколько раньше мы видим Джессику с туго
заплетенными косичками, в школьном платье и с
рюкзачком за спиной. Она выходит на сцену
девочкой, обсасывая палочку «Чупа-чупс»).
Сам же Шейлок, пережив
страшное потрясение, бродит по улицам,
преследуемый издевательствами и смехом.
...Когда, еще недавно столь
респектабельный, Шейлок появляется вновь на
сцене, вид его жалок: испачканное лицо, пыльная,
разорванная клочками одежда, сломанный, как
подбитое крыло, зонт с торчащими оголенными
спицами...
Странно, но текст
Шекспира, воссозданный в холодном современном
интерьере, не разбивается о кафельный пол.
В «Шейлоке» Роберта
Стуруа нет границы между текстом и местом
обитания персонажей. Очаровательны Джессика и
влюбленный в нее Лоренцо (М. Скосырева и А.
Жоголь), узнаваем интеллигентик-студент Бассанио
(А. Завьялов), театральны и смешны «женихи» Порции
и придворные... Спектакль не «разыгран» в
современных костюмах, а прожит в них.
Все намертво
сцементировано музыкой Гии Канчели, иногда
протяжной, порою пульсирующей в ритме еврейского
танца. Кажется, после спектакля Стуруа
представить «Шейлока» в других декорациях почти
невозможно. Ведь каждый из нас пришел в зал из
своей Москвы. Мы со своим современнейшим
интерьером оказываемся сами чуть ли не в
Средневековье. Ведь в душах наших (попробуйте не
согласиться со Стуруа!) сохранено почти такое же
почтительно-брезгливое отношение к инородцам.
За это презрение готовит
Шейлок ужасную казнь. Которую можно
предотвратить, если бы пришло Антонио в голову
принести извинения за оскорбления. Ведь
единственное, чего хочет и не в силах добиться
Шейлок, чтоб хотя бы раз окружающие узнали в нем
наконец человека.
Успокоим будущих
зрителей: в последний момент месть Шейлоку не
удается. ...На протяжении всего спектакля из
правых кулис высовываются, иногда отступая,
порой угрожающе продвигаясь вперед, слепленные
из папье-маше натуральных размеров буйволица,
корова, свинья и ягненок... Когда в конце действия
в полумраке перед нами совершается то, что
оставалось до этой минуты за сценой:
разнузданная толпа — в который раз! — линчует
еврея, — стадо выступает вперед, смешивается с
людьми...
Ольга КОРШУНОВА
22.05.2000
|